Магакян Кероп по происхождению - ардвинский армянин, по рождению - сухумец. Ныне проживает в Донецке.
АРТВИНСКАЯ КРОВАТЬ
АРТВИНСКАЯ КРОВАТЬ
Стоит артвинская
кровать
В углу артвинского
сарая…
Заброшенная и сырая,
Грустит артвинская
кровать
Уже пружины не скрипят,
Под сном артвинцев
и артвинок,
И набалдашники от спинок
Угрюмо в стороны глядят.
Они давно к себе зовут
Оберегающие руки,
И в них по-прежнему живут
Зурны серебряные звуки.
Далёкий голос сазандара
Напомнит доброго отца
И мать, несущую с базара,
Как груз – испарины лица.
Журчит артвинский
разговор –
Многоголосое наречье!
Бурлит Чорох, со
склона гор
Спускаются стада овечьи…
Поёт пастушья свирель,
И песня первой колыбели,
Доносит бархатную трель
До сна младенческой постели.
1991г.
ГОХТ
Между Гегардом и Гарни
Есть Гохт,
задуманный горами.
Там только спичкой чиркани
–
Уже бегут за шампурами.
Там нет костра без шашлыков
И без проворного соседа,
Там по традиции веков
На углях зиждется беседа.
Там по тропинке вниз, к реке,
Пропахнешь шерстью и тондыром
И захрустит лаваш в руке,
В обнимку с деревенским сыром.
Потом туда, где храм в скале,
Уже беспечный и беспутный,
Умчишься с первою попутной,
Стрельнув тутовку
на столе…
А к ночи, хмель переборов,
Как неудобную подушку,
Ответишь другу: «Жив, здоров…»,
И засыпаешь под кукушку.
…
Как постарели сухумчане!
Их на скамейках клонит в сон,
Зимой лодыжки греют в чане,
Весной не ходят без кальсон…
Уже в ребре не ищут беса,
Его изгнал радикулит…
Уже в окрестностях СОБЕСА
Внезапно сердце заболит.
Уже застолье всё реже
Их манит шуткой тамады,
Они вдыхают побережье
И выдыхают: «Эй, гиды..!».
СУХУМЧИК
Я помню дом, с обшарпанным
двором
На перекрёстке «ЛЕНИНА» с «ЛАКОБА»,
Там прокурор соседствовал с вором,
И у жильцов в почёте были оба.
Здесь иногда блаженствовал «ЧУМА»,
Волнуя кошек звуками гитары,
Избыток чувств при
шаткости ума
Заканчивался сбором стеклотары.
Я помню услаждающий буфет
На сквознячке веранды «ДИОСКУРИИ»,
Ещё, я вспоминаю – «как канфет…»,
Бодрящий чай буфетчика Кукури.
Я помню, как курортницы в сабо,
Озвучивали пристань перед пляжем,
И помню глаз носильщика Габо,
Разгорячённый малым каботажем…
Я помню «ЧЕРНОМОРЦА» суету,
Оправданную «Будваром»
на складе,
И перемат, настоянный в спирту
И безупречно поданный
в «ПРОХЛАДЕ».
А если здесь уместен эпилог,
Навеянный почтением к утратам,
То в памяти, азартный диалог
Сухумского «ДИНАМО» с «АРАРАТОМ»…