"Что это за мир, в котором всё так смешано?.." (ВИДЕО)
Рассказ о встрече с
исламизированным армянином из Ардвина
Эйгиди,
Карадениз... Это не просто "Чёрное море",
нет, это нечто совершенно иное. Ведь видеть море можно так по-разному! Если
сказать "Чёрное море" - то что это? Лиманы
Одессы? Крым? Ушаков?.. А если не так, а если "ПонтЭвксинский"? То ведь уже и Митридат, и
аргонавты......А я шёл по зеленой долине, слушал мелодии заката, вдыхал запах
магнолий, и мне казалось, что вот, я уже почти вплотную подошел к самому раю,
осталось лишь найти ту старую покосившуюся калитку, отпереть её - и самый
настоящий рай предстанет предо мной, и он будет, как дом, в котором старые вещи верно встречают хозяина после долгой разлуки, ровно на
тех местах, где были когда-то оставлены. Собственно, я и был у ворот рая, но
узнал об этом слишком поздно, да и самих райских ворот нигде не было, а вместо
них была турецкая таможня. Но я верю, что однажды вернусь на
то место, и продолжу свои поиски, и тогда - кто знает, может мне удастся найти
ту потаённую калитку, и войти, наконец, в землю, откуда праотцы наши за грехи
их тяжкие были некогда изгнаны...
Море было безразлично серым, оно совершенно не реагировало на мои эмоциональные
излияния, а методично, даже немного уныло, продолжало шлифовать прибрежные
скалы. Горная растительность унылости моря не поддалась - она буйствовала
цветами и запахами. Я подумал, что растительность так беспечна лишь до тех пор,
пока море уныло, один настоящий шторм - и растительности как не бывало, а море
будет, потому, что оно есть всегда, и поэтому останется, даже
когда не останется ни аргонавтов, чтобы покорять его, ни деревьев, из которых
они могли бы делать свои корабли. Мне стало грустно от подобных мыслей, и
почему-то очень захотелось чаю. Я достал из своего вещмешка плед, укутался, уселся
на краешке берега, уставился в море, и стал распивать замечательный ромашковый
чай с мёдом, заранее припасённый в термосе. Издалека послышался аззан, и еле заметная дрожь пронеслась по моему телу...
Тут, в предгорьях Лазистана, у самой турецкой границы,
не только море, но и весь мир воспринимается совершенно иначе. Время здесь
будто остановилось, миг, кажется, не прекращается, а намертво застыл в своей
упорной неизменности. Проезжающие машины, граница, мечеть - всё это лишь
временные картонные декорации, они нужны, пока длится представление, но вот -
море, оно спит, и нет ему никакого дела до представлений, устроенных людьми,
оно видит свои сны, о которых не может пока рассказать никому, и лишь
молчаливые прибрежные скалы посвящены в его тайну...
...Мои
раздумья на берегу прервал чей-то изучающий взгляд, направленный на меня.
Грузный мужской силуэт навис надо мной, и два живых блестящих глаза с
любопытством сверлили укутанного в плед странного незнакомца, неизвестно что
забывшего на берегу моря вблизи государственной границы. Этот взгляд был
настолько неожиданным для меня, что я поперхнулся остывающим уже чаем, но
потом, откашлявшись, всё же поднял глаза, чтобы
разглядеть неизвестного человека. Человек жестами показал, что хотел бы
прикурить, и стал доставать сигареты. "Садись, посмотри какое море!"
- не открывая рта, жестами ответил я, расстилая плед, и принялся рыться в
вещмешке, чтобы найти зажигалку. Гостем оказался мужчина лет пятидесяти, с
усами Сталина и пузом Черчилля одновременно, в
спортивных брюках и шлёпанцах на босую ногу. Майки, обычно сопутствующей такой
одежде, на нём не было. "Эх", сказал он, и сел, кряхтя от
удовольствия, доставленного грузинским гостеприимством. Мы закурили.
"Откуда эфенди?" - не поворачивая головы
спросил я. Эфенди, подумав, что я турок, улыбнулся, даже как-то посветлел, и
начал что-то мне быстро рассказывать, из чего я разобрал, что человек -
водитель грузовика, он приехал из Артвина, и решил
освежиться в море после длительных проволочек на таможне. "Хорошо",
сказал я, "добро пожаловать в Грузию!" - а про себя подумал:
"всё равно уж приехал, что уж теперь..." "А, так ты
грузин?" - мой эфенди, казалось, был очень удивлён, но всё-таки
поблагодарил меня. "А что?" - совсем не нагрузинский манер переспросил я. "Ты говоришь без
акцента, и на нас похож" - сказал мне турок. От, думаю, этого мне, видно,
не хватало сейчас услышать... "На вас - это на турков,
что ли?" - холодно переспросил я. "И на турков
тоже" - сказал водитель, "но больше на нас, на хемшилов".
"...Вот ты ведь не слышал о нас, не знаешь кто такие хемшилы,
правда?" - водитель усмехнулся в усы, и стал от окурка раскуривать новую
сигарету. "...а между тем, глаза у тебя ну
совершенно хемшильские! А ведь мы, хемшилы, обычно узнаём друг друга по глазам..."
"Что это за мир, в котором всё так смешано..." - с грустью подумал
я... Повернувшись лицом к водителю, я решил поделиться с ним этим наблюдением:
"İsainçvesaşğara? Emmendağğarevasa..."
Услышав родную речь, водитель, казалось, был ошеломлён от неожиданности.
"Как тебя зовут?" - спросил он меня, перекрикивая вдруг проснувшееся
и разгулявшееся море. "Геворг", ответил я,
так, чтобы он мог услышать. "Меня зовут Ахмед, Геворгджан!", взволнованно сказал водитель.
"...Но мои предки тоже были армянами..."
"Ты умеешь петь, Ахмед?" - спросил я, и не
дожидаясь ответа, запел старую хемшильскую песню,
которую как-то давно слышал от знакомого профессора в Кембридже. Петь Ахмед не
умел. Он слушал, и глаза его как-то странно заблестели, мне показалось, что они
наполнились влагой - но быть может, это был лишь обман моего зрения, потому,
что и мои глаза в тот момент видеть могли далеко не самым лучшим образом...